Трактовка верующими этой истории варьируется в зависимости от ситуации. Основные прения касаются ого, когда появилось половое влечение и какова его природа (от бога ли дана, или похоть от сатаны). Если нужно оправдать необходимость деторождения, вспоминают наказ "плодиться и размножаться". В иных же случаях (ныне не столь распространенных, как в прежние времена) половое влечение осуждается как таковое и ему противопоставляется и возвышается воздержание, как высшая добродетель и лучшее служение богу.
Христианство в очередной раз оказывается распятым между двумя противоположностями, ухитряясь усидеть на двух стульях сразу, угождая и народу, и своим комплексам. Задница у христианства оказывается достаточно большая, чтобы это суметь. Тем не менее, отвращение к сексуальному намертво зафиксировано в священном писании. В Ветхом Завете половой член именуется "срамный уд" (Втор.25:11), но там антисексуальная установка еще не выражена столь отчетливо, а древние евреи, как и все семиты, не видели ничего отвратительного в половом вопросе. В гораздо большей степени она воплотилась в манихействе и христианстве. Достаточно вспомнить, что отвечает центральный персонаж евангелий, Иисус Христос, на вопрос хитрых саддукеев: "ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах" (Матф.22:30 ) и у Луки: "чада века сего женятся и выходят замуж; а сподобившиеся достигнуть того века и воскресения из мертвых ни женятся, ни замуж не выходят" (Лк. 20:34-35)
Эти слова Иисуса соотносятся с состоянием первых людей до "грехопадения", когда они еще не знали такого способа размножения (как они размножались вообще, толкование затрудняется сказать).
В евангелии от Матфея оскопление ради Царства небесного также рассматривается в качестве высшей добродетели (Матф.19:12).
Мы можем также вспомнить и такое важное произведение канона, как Послание ап. Павла Коринфянам, в котором он призывает воздерживаться от всякого полового сношения, потому что "время коротко", и скоро придет Иисус:
- 1 А о чем вы писали ко мне, то хорошо человеку не касаться женщины.
2 Но, [во избежание] блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа.
3 Муж оказывай жене должное благорасположение; подобно и жена мужу.
4 Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена.
5 Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а [потом] опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим.
6 Впрочем это сказано мною как позволение, а не как повеление.
7 Ибо желаю, чтобы все люди были, как и я; но каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе.
8 Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я.
9 Но если не [могут] воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться.
10 А вступившим в брак не я повелеваю, а Господь: жене не разводиться с мужем, -
(1Кор.7:1-10)
Апостол рассматривает брак как компромисс для тех, кто не может "не разжигаться". В браке удовлетворение полового желания наименее богопротивно, и лишь потому не подлежит области греха. Что, впрочем, не отменяет самой антисексуальной установки.
Таким образом, само по себе половое влечение как таковое рассматривается как последствие "испортившейся" природы человека во время "первородного греха", и эта спайка настолько прочная, что посреди всех словоблудий остается синонимом "грехопадения". Эту связь подробно доказывает такой столп в католичестве и почитаемый в православии, как Августин Блаженный. В "Граде божием" он задумывается на тему, как же могли размножаться люди в раю, и приходит к выводу, что они должны были умножаться числом "по расписанию", т.е. по своей воле, в то время как после грехопадения возникла половая страсть, которая стала владеть человеческой волей.
- Глава XVI
О дурной похоти, название которой, хотя соответствует многим порокам, усвояется по преимуществу постыдным телесным движениям /т.е. фрикциям при половом акте - прим. мое/
Но хотя похотей великое множество, однако, когда говорят просто «похоть», не прибавляя, похоть чего, уму представляется обыкновенно срамная похоть плоти. Похоть эта овладевает всем телом, причем не только внешне, но и внутренне, и приводит в волнение всего человека, примешивая к плотскому влечению и расположение души; наслаждение же от нее – наибольшее из всех плотских наслаждений, отчего при достижении его теряется всякая проницательность и бдительность мысли. Кто из любителей мудрости и святых радостей, проводящий жизнь свою в супружестве и желающий следовать словам апостола, поучавшего: «Чтобы каждый из вас умел соблюдать свой сосуд в святости и чести, а не в страсти похотения, как и язычники, не знающие Бога» (1 Сол. 4:4–5), не согласился бы, чтобы деторождение не сопровождалось подобной похотью, и исполнение долга продолжения рода целиком подчинялось требованию воли, а не возбуждалось огнем похоти? Но и сами любители этого наслаждения не возбуждаются к нему исключительно своею волей. То побуждение приходит не ко времени, когда о нем никто не просит, а бывает, что душа горит, а тело остается холодным.
Выходит, что похоть не желает покоряться не только воле деторождения, но и самому сладострастию; сопротивляясь во всем обуздывающему ее уму, она порою сопротивляется и самой себе, возбуждая душу, но не возбуждая тело.
Глава XVII
О наготе первых людей, которую они нашли после греха гнусною и постыдною
Справедливо, что эта похоть – предмет наибольшего стыда, и сами те члены, которые она приводит или не приводит в движение, называются срамными. Но такими они не были до грехопадения, ибо написано: «И были оба наги и не стыдились» (Быт. 2:25). Это не потому, что им не была известна их нагота, а потому, что нагота еще не была гнусной. Похоть еще не приводила в движение известные члены вопреки воле, плоть еще не явила своего неповиновения. Не слепыми были созданы люди, как думает порою невежественная чернь: они видели животных, которым давали имена, а о ней сказано: «И увидела жена, что дерево хорошо для пищи» (Быт. 3:6). Открыты были их глаза, но при этом не видели, т. е. не обращали внимания на то, что если члены их не противятся их воле, то этим они обязаны облекающей их благодати. Как только эта благодать удалилась от них, сразу же в членах обнаружилось некое как бы самостоятельное движение, привлекшее, благодаря их наготе, внимание, и заставившее устыдиться. Поэтому-то после того, как они явно преступили заповедь Божию, о них написано: «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясание» (Быт. 3:7). Открылись глаза их не для того, чтобы видеть (они и прежде видели), а для того, чтобы понять различие между добром, которого они лишились, и злом, в которое впали. Поэтому и само то дерево было названо деревом познания добра и зла. Когда испытана тягость болезни, яснее становится приятность здоровья.
Итак, «узнали они, что наги»; т. е. они были обнажены лишением той благодати, благодаря которой нагота их тел не приводила их в смущение никаким греховным законом, противоборствующим их уму. Таким образом, они узнали то, каким бы счастьем было для них этого не знать, если бы, повинуясь Богу, они не совершили такое, что заставило их убедиться на деле, сколь вредны неверность и неповиновение. Затем, приведенные в смущение неповиновением своей плоти, они «сшили смоковные листья, и сделали себе опоясание» (campestria), т. е. подпоясание (succinctoria) детородных частей. Иные переводчики использовали именно слово succinctoria. Впрочем, и campestria, хотя и латинское слово, но произведено оно от термина «на поле» (in campo): когда юноши на специальном поле упражнялись в разного рода играх нагими, они покрывали повязками срамные члены, почему и повязанных таким образом простой народ называет campestrati. Итак, что против неповиновавшейся воли возбудила отказавшаяся повиноваться ей похоть, то стыдливо прикрыла скромность. Поэтому у всех, даже у самых варварских народов, принято покрывать срамные части. Говорят, что и в мрачных пустынях Индии, где некоторые из индийцев предаются философским занятиям нагими (почему и называются гимнософистами), принято покрывать детородные члены, хотя все прочие части тела остаются обнаженными.
Глава XVIII
О стыде совокупления, не только публичного, но и супружеского
Само то, что совершается с такою похотью, ищет прикрытия не только тогда, когда речь идет о каком-либо растлении, каковое преследуется человеческим судом, но и в случае общения с публичными женщинами, которое земным градом дозволяется. По требованию естественной стыдливости для самих публичных домов существует старательно охраняемая тайна: распутству легче избавиться от уз запрещения, чем бесстыдству сбросить покровы со своего безобразия. И это безобразие считают таковым сами безобразники: хотя они и любят его, но выставлять напоказ не смеют. Но даже и само супружеское совокупление, долженствующее быть по всем законам ради деторождения, при всей своей честности требует для себя удаленного от свидетелей ложа. Разве не высылает оно за двери всех слуг, всех родственников и вообще всех, кого в другое время всегда рады видеть супруги? Справедливо сказал один из величайших представителей римского красноречия14), что все, что делается хорошо, хочет, чтобы его видели и о нем знали, а это, даже и совершаемое по закону, стыдится, чтобы его видели. В самом деле, кто не знает, что нужно делать супругам, чтобы у них рождались дети? Ведь для этого-то столь торжественно и заключаются браки. А между тем, при зачатии детей не дозволяется присутствовать и самим детям, родившимся прежде. Это дело законное, и о нем знает общественное мнение, однако же оно избегает сторонних глаз. Почему это так, как не потому, что приличное по природе сопровождается постыдным по греху.
...
Глава XXI
О благословении на размножение человеческого рода до греха, которого преступление не отняло, но к которому присоединилась болезнь похоти
Итак, нам не следует думать, будто бы благословение Господне: «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю» (Быт. 1:28) жившие в раю супруги должны были исполнять посредством этой похоти, устыдившись которой они скрыли известные члены. После греха появилась эта похоть, после греха была утрачена власть над членами тела. Благословение же дано было до греха, чем было показано, что рождение детей относится к чести брака, а не к наказанию за грех. Но в наше время люди, не имея правильного представления о блаженном состоянии в раю, не представляют себе, как можно рождать детей иначе, чем как они это знают по опыту, т. е. посредством похоти, которой стыдится и самый честный брак. Одни из них вовсе не принимают во внимание свидетельства Писания, в которых читается, что люди после греха устыдились наготы и прикрыли срамные члены, и с неверием смеются над этим. Другие, хотя и принимают это свидетельство и с уважением к нему относятся, зато слова Писания: «Плодитесь и размножайтесь» не хотят понимать в отношении плотского плодородия. Это потому, что и относительно души говорится нечто подобное: «Умножиши мя в души моей силою Твоею» (Пс. 137:3), так что в следующих затем словах книги Бытия «И наполняйте землю, и обладайте ею» они разумеют под землею плоть, которую наполняет душа своим присутствием и над которой она господствует, если укрепляется в добродетели. Плотские же дети (говорят они) без похоти не могли рождаться и в то время, да и не рождались, ибо первые люди совокупились для их рождения и родили их уже после того, как были изгнаны из рая.
Августин. О граде Божием
О том, что люди в первозданном раю не имели полового влечения, а половая потребность появилась в результате подлости диавола, пишет и Иоанн Златоуст:
- Когда сотворен был весь этот мир и устроено все необходимое для нашего наслаждения и употребления, то Бог создал человека, для которого и сотворил мир. Первозданный жил в раю, а о браке и речи не было. Понадобился ему помощник, - и он явился; и при этом брак еще не представлялся необходимым. Его не было бы и доселе, и люди оставались бы без него, живя в раю, как на небе, и наслаждаясь беседой с Богом; плотская похоть, зачатие, болезни чадородия и всякая вообще тленность не имели бы доступа к их душе, но, подобно светлому ручью, текущему из чистого источника, люди пребывали бы в том жилище, украшаясь девством.
... Пока они не были уловлены дьяволом и почитали своего Владыку, дотоле и девство продолжало украшать их более, нежели царей украшают диадема и золотые одежды; а когда они, сделавшись пленниками, сняли с себя это царское одеяние и сложили это небесное украшение, и приняли смертное тление, проклятие, скорбь и многотрудную жизнь, тогда вместе с этим произошел и брак - эта смертная и рабская одежда.
Иоанн Златоуст. О девстве
Вслед за ап. Павлом, оправдывая брак вынужденной необходимостью предотвращения беспорядочных половых связей, этот святой далее пишет:
- А что сладостнее, прекраснее и светлее девства? Оно издает лучи светлее самых лучей солнечных, отрешая нас от всего житейского и приготовляя взирать чистыми очами прямо на Солнце правды.... У нас борьба с потребностью природы, подражание жизни ангелов, соревнование с бесплотными силами; земля и пепел старается сравняться с небожителями, и тление вступает в соперничество с нетлением. Неужели теперь, скажи мне, кто-нибудь дерзнет равнять с таким делом брак и удовольствие?
Преподобный Серафим Саровский, один из самых авторитетных русских православных святых XIX века, убеждал: "Девство есть наивысочайшая добродетель, как состояние равноангельское, и могло бы служить заменой само по себе всех прочих добродетелей".
Христианству пришлось мириться с фактом существования института брака, половой потребностью людей и общественными традициями, и потому оно вынуждено было так или иначе освящать и брак, и поэтому находилось в состоянии перманентного противоречия. В Послании Павла Ефесянам читаем:
- 22 Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу,
23 потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и Он же Спаситель тела.
24 Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем.
25 Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее,
26 чтобы освятить ее, очистив банею водною посредством слова;
27 чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна.
28 Так должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену любит самого себя.
29 Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь,
30 потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его.
31 Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть.
32 Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви.
(Еф.5:22-32)
Русский философ В. Розанов, очень любивший православие, тем не менее упрекал церковь в богословской непоследовательности, ибо она освящает брак (в т.ч. и его телесную сторону) и в то же время презирает половые отношения, всячески ограничивая их и сводя их смысл к зачатию детей.