(составлена на основе: Гельб И.Е. Опыт изучения письма. М. 1986; Гладкий В.Д. Древний мир. Донецк,1997. Т 2, с 36-38; Дирингер Д. Алфавит. М., 2004).
Алфавитные системы письма, по всей видимости, возникли на основе египетских упрощенных типов письма с консонантными знаками около XIX-XVIII века до н.э. Древнейшим алфавитом можно считать библский, от которого произошел ханаанский, с которым связано т.н. синайское письмо (вероятно, им пользовались мадианитяне и какие-то группы хурритов, проникшие в регион); финикийское письмо возникло на его базе в XIV веке до н.э., а на его основе – арамейский алфавит, который стал основой множества других алфавитов, в том числе алфавитов, использовавшихся религиозными общинами: в III веке до н.э. возникает еврейское т.н. «квадратное» письмо, в I веке н.э. – письмо «эстрангело», которое стало использоваться сирийскими христианами; в том же веке гностическая секта мандеев, почитавших Иоанна Крестителя, создала свое письмо на базе арамейского алфавита; в III веке иранские гностические секты манихеев и язданитов также создают свои алфавиты на базе арамейского; после выделения в V веке конфессий несториан и монофизитов-якобитов, а в VII веке монофелитов, эти церкви выработали свою письменность на базе алфавита «эстрангело». Арабское завоевание VII века привело к тому, что сирийские христиане восприняли арабский язык (впрочем, различные арабские племена – к примеру, итурейцы – проникали в Сирию ранее начала нашей эры) и создали на базе арамейского алфавита письменность каршуни. В целом алфавитами, возникшими на базе финикийского, в настоящее время пользуются более 50% населения Земли. Грекоязычный финикийский автор Филон Библский (64-141) на основе мифологической поэмы тирского жреца Санхонйатона, жившего где-то в XIV веке до н.э. (его имя может быть связано с древнеегипетским атонизмом), создал целую религиозно-философскую систему, соединив традиционные финикийские верования с греческой философией. Согласно его космогонической системе, первоэлементами были воздух и хаос, от которых произошли ветер и желание, породившие первобога Мота. Мот символизировал диалектическое единство жизни и смерти (в этом образе тоже можно усматривать тип умирающего и воскресающего бога) и породил все остальные элементы мироздания. В результате вселенской катастрофы – пожара (идея мирового пожара уходит корнями в финикийскую мифологию и даже была позаимствована у финикийцев греческими стоиками) возник космос и появились живые существа. От ветра – Колпия и его супруги Баау родились Айон («вечность») и Протогон («перворожденный»), их детьми были Генос и Генея (порождающие существа), которые дали начало следующему поколению богов. Так на свет родились Эльон («Всевышний»), который погиб растерзанный вепрем (влияние культа Адониса), и Берут («Договор») – покровительница города Берита (современный Бейрут). Очередное поколение богов – детей Эльона и Берут – Уран-Баалшалем и Гея-Арцай, которые породили шестое поколение богов: Илу, Кроноса, Бетэля, Дагона, Атласа, Зевса, Демарунта, который породил Мелькарта. Илу восстал против Баалшалема, победил его и породил седьмое поколение богов (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 458-459). Подобно Яхве финикийский Эльон имел непроизносимое имя, которое шифровалось тремя буквами ИАО (Финикийская мифология. СПб., 1999, с 39). Рядом с Сирией – в арабско-арамейской Пальмире в I-III веках существовал монотеистический культ Баалшамина, возглавлявшего две триады (или одну триаду с дублированными именами богов), которые состояли из верховного бога – «Того, чье имя благословенно в вечности» и двух богов дня и ночи – Аглибола (бога Луны) и Малакбела (бога Солнца), которые играли роль двух суточных ипостасей Баалшамина (Малакбел-Йарихбол, видимо, играл роль ангела – посланца Баалшамина. Сам Баалшамин именуется «великими, милосердным, добрым и воздающим», что указывает на этический характер культа (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 459-460). Таким образом, если бы Пальмира смогла отстоять свою независимость от Рима в 273 году, а тем более сохранить свои завоевания в Малой Азии, Сирии и Египте, на Ближнем Востоке могла возникнуть достаточно мощная монотеистическая религия, сходная с иудаизмом периода второго храма, но при этом достаточно терпимая к культам других семитских богов (впрочем, эти боги могли осмысливаться, как второстепенные божества в зороастризме, ставшие ангелами). Около 200 года в Римской империи повсеместно распространяется культ сирийского бога Элагабала – «Бога Горнего». Культовый город Элагабала – Эмоса, где в его честь воздвигнут огромный, богато украшенный храм. Сам Элагабал почитался в образе большого черного камня конической формы, закругленного снизу и островерхого (аэролит); адепты культа верили, что он упал с неба и был нерукотворным изображением Солнца. Для культа Элагабала характерны пышные, оргиастические мистерии (Мифы народов мира. М.,1991, Т 2, с 659). Римский император Авит Варий Бассиан (218-222), принявший имя Марка Аврелия Антонина, – дальний родственник императора Септимия Севера, стал жрецом культа Элагабала, и поэтому он больше известен как тезка этого бога – под именем Гелиогабал. В Риме, на холме Палатин Гелиогабал построил храм Элагабала-Бога Горнего и попытался ввести его в ранг верховного бога римлян. Здесь были собраны самые священные для римлян предметы: палладиум Афины, анцилии (щиты Салиев), огонь Весты, которым теперь пришлось отступить на второй план перед изображением черного камня, обозначавшего солнечного бога. Здесь император, называвший себя sacerdos amplissimus dei invicti Solis Elagabali, каждый день совершал богослужение в сирийском костюме, с подведёнными глазами и бровями, с набелёнными и нарумяненными щеками, в присутствии всех должностных лиц Рима. В заключение император исполнял священный танец под аккомпанемент инструментов и пение хоров девушек, сопровождавших гимны оргиастическими телодвижениями и верчением вокруг алтарей. Не довольствуясь обыкновенными религиозными церемониями, Гелиогабал устроил торжественное венчание своего бога с привезённой из Карфагена богиней Танитой. Надо отметить, что множество гадостей, написанных о Гелиогабале в «Истории Августов» в начале IV века, является преувеличением (многие сюжеты откровенно списаны с трудов Тацита и Светония). Еще одним центром создания монотеистического культа стал Гелиополь (современный Баальбек в долине Бекаа, в Ливане), где почитался Баалшамин (его образ был в эллинистическое время синкретизирован с образом Зевса Гелиополитанского). В Баальбеке сохранился в руинах грандиозный храмовый ансамбль римского времени, состоявший из пропилеев, богато украшенных резьбой дворов (в одном из них открыты остатки большого алтаря), Большого храма (т. н. храма Юпитера), хорошо сохранившихся Малого храма (т. н. храм Вакха или Меркурия) и круглого храма (т. н. храм Венеры) с 4-колонным портиком. Вероятно, Баалшамин-Зевс имел три ипостаси: Бога-Отца, Бога-Вестника и Богини-Матери. К местной традиции относится сказание о том, что в глубокой древности образ Зевса Геополитанского был доставлен в Гелиополь из Египта (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 459). Еще один Баалшамин почитался в селении Долихе в Коммагене (на севере Сирии) под именем Юпитера Долихенского. Этот монотеистический культ получил большое распространение по всему Восточному Средиземноморью, и для него характерны мистерии и церковная организация, сходная с общинами ранних христиан (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 459). Не смотря на формирование монотеистического иудаизма, христианизацию и последующее мусульманское завоевание, культы сирийских, ханаанских и финикийских богов продолжали существовать. В палестинском городе Йамния еще во II веке до н.э. местное население поклонялось богу Хорону в образе сокола (Мифы народов мира. М.,1991, Т 2, с 596), культ Баалшамина процветал в Эдессе в V веке н.э., а еврейский автор XII века Вениамин Тудельский видел в финикийских городах изображения древних богов (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 460). Таким образом, только в Сирии и Египте в интересующий нас период (I-III века н.э.) формируются монотеистические культы Сераписа, Баалшамина и Элагабала, которые заметно конкурировали с культом Яхве (даже если согласиться с современными израильскими историками, которые утверждают о распространении по всему Восточному Средиземноморью групп «себоменой» (букв. по греч. «почитатели»), эти почитатели вовсе не обязательно были полуиудаистами, а принадлежали к прозелитам вышеперечисленных монотеистических культов). Все эти монотеистические боги могли претендовать на отцовство в отношении к Иисусу Христу, все они имели культовые центры, священные писания, древнюю традицию, и если бы на месте апостола Павла оказался сириец – адепт культа Баалшамина или Элагабала, формирование «ветхозаветной» составляющей христианства выглядело бы иначе: Богом-Отцом мог стать не Яхве, а Баалшамин. Неизбежно присутствие в христианстве заметного семитического элемента, но при этом сохраняется эллинистическая основа (синкретизация сирийских богов с Зевсом и Юпитером создавала необходимый «мостик» для внедрения христианства Баалшамина или христианства Элагабала в греко-римскую среду; нарастание же в иудаизме I века до н.э. – I века н.э. антиэллинистических тенденций, несомненно, делает невозможным возникновение христианства в его исторической форме I-III веков внутри иудаизма как религии). А современные и не только современные библеисты с азартом и успехом находили бы интересные параллели и соответствия между христианскими новозаветными текстами и священными книгами культа Баалшалема или Элагабала (а чья-либо гипотеза о связи культа Иисуса Христа с культом Яхве рассматривалась бы как глубоко ненаучная и оскорбляющая чувства верующих). Помимо сирийских культов в I-III веках в Риме широко распространяется митраизм, митреумы появляются в западной части империи (численность митраистов вплоть до 250 года определенно превышала численность христиан, и возможно оставляла в середине III века более 10 миллионов человек, преимущественно в Италии, Испании и Галлии). Трудно говорить о каком-либо явном проникновении в Римскую империю в чистом виде буддизма и джайнизма, но греко-римские авторы в целом хорошо информированы о «гимнософистах» (о них упоминают Теофраст, Филон Александрийский, Страбон, Плутарх, Лукиан, Климент Александрийский). Диоген Лаэртский даже утверждает, что Пиррон, основатель философии скептицизма, подвергся сильному влиянию гимнософистов, вместе со своим учителем Анаксархом сопровождая Александра в Индию и, по возвращении в Европу, следовал их образу жизни (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. IX 61). Греко-буддийская культура Средней Азии III века до н.э. – V века н.э. – оригинальный феномен синкретизма буддизма и греческой культуры, чей ареал оказался отделен от Рима Парфянским и Сасанидским царствами. Он оказал значительное влияние на Индию вообще и буддизм в частности (достаточно сказать, что иконография Будды появилась впервые именно в греко-индской среде, а буддизм махаяны сформировался в результате синтеза первоначального буддизма и греческой философии). «Одной из отличительных черт гандхарской школы искусства, появившейся на северо-западе Индии, стало то, что она явно взяла многое из искусства классической Греции. Таким образом, с одной стороны эти изображения всецело передают ощущение внутреннего мира, который достигается следованием пути Будды, с другой стороны они оставляют ощущение людей, которые ходили, говорили, спали также как и мы. На мой взгляд, это очень важно. Эти фигуры вдохновляют не только потому, что описывают общую цель, но и потому что передают чувство, что простые люди, как и мы, могут достигнуть ее, если постараются» (Dalai Lama XIV. Echoes of Alexander the Great. 2000). Этот греко-индийский буддизм далее по Великому Шелковому Пути распространился в Китай, Корею и Японию. Некоторые буддийские представления приписываются гностикам. На западе Римской империи также начинается процесс появления монотеистических (точнее, тяготеющих к монотеизму) культов богов-спасителей. «Римская религия эволюционировала не под влиянием восточных культов и синкретизма, что якобы свидетельствовало о ее кризисе, а по собственным законам, определявшимся как законы эволюции всякой идеологии, изменениями в социальной структуре, в положении и взаимоотношениях различных классов и социальных слоев» (Штаерман Е.М. Социальные основы религии Древнего Рима. М.,1987, с 234). Крупнейшим из таких культов стал культ Сильвана. В посвященных ему надписях особенно часто говорится, что они поставлены «вследствие сна», «видения», «по приказу бога», что свидетельствует о силе религиозного умонастроения его почитателей. Характерно, что Сильван не имел официального культа, в глазах поэтов и писателей он был малозначительным божком дикой природы, что демонстрирует различия в интерпретации одного и того же божества разными социальными слоями. Изображался он в крестьянской одежде, несущим кипарис или серп и сопровождаемым собакой. Одним из отличительных признаков Сильвана была его функция хранителя границ имения. Он первый поставил на земле межевой камень, и потому каждое владение почитает Сильвана «домашнего», Сильвана «полевого», посвященного пастухам, и Сильвана «восходящего», которому посвящалась роща, к которой восходят две или три межи. Сильван воплощал более или менее осознанный простыми людьми того времени идеал справедливого общественного строя, когда каждый имеет свой, своим трудом возделанный участок, который никто не может отнять, когда соседи, совместно владея общественными землями в водами, помогают друг другу, собираются на общие праздники для трапез, составляют сплоченную общину равных. Как регулятор человеческих отношений Сильван приобретал черты великого и могучего бога. В одном посвященном ему в 156 году стихотворении отпущенник Латерана Евтих именует Сильвана великим и могучим богом, святейшим пастырем, правящим лесом на горе Иде; он играет на сладкозвучной свирели, ведет блаженную жизнь и помогает людям; дедикант просит бога быть милостивым к нему и его близким и призывает тех, кто радостно и успешно исполняет свое дело, надеяться на будущее. О такой интерпретации образа Сильвана свидетельствуют также его эпитет «небесный» и его связь с горами и скалами, где обычно почитались могучие небесные боги. В метрической надписи описывается праздник в честь Сильвана, когда из земли поднимаются молодые побеги, зеленеют и оживают леса, весенние ливни орошают новорожденные цветы, у лесного источника раздаются возгласы: «Воздайте почести отеческому богу Сильвану! Скала родила рощу! По слову серпоносного отца мы приносим ему козла и его обычный сосновый венок! Так говорит старший жрец: играйте на свирелях и флейтах! Пойте, фавны, наяды, дриады, обитательницы лесов!» Символ Сильвана – угломер был одним из строительных инструментов, изображавшихся на надгробиях и алтарях, и символизировал правильную жизнь (таким образом, один из масонских символов связан не с Иерусалимским храмом, а с итальянским «языческим» богом). Культ Сильвана отправляли не официальные жрецы, а жрецы из его коллегий. В надписи из Капуи девять рабов называли себя «кандидатами Сильвана» - термин, обычно употреблявшийся магистратами, назначенными императорами или военными, получившими повышение от командира легиона. Сильван не имел мистерий, что отвечало взглядам близких простонародью киников, считавших нелепым полагать, будто посвященный в мистерии развратный богач становится более угодным богам, чем честный, всю жизнь трудившийся бедняк. Верующие в Сильвана надеялись заслужить его милость добродетельной жизнью, а не какими-то тайными знаниями (Штаерман Е.М. Социальные основы религии Древнего Рима. М.,1987, с 235-238). Этика трудолюбия в культе Сильвана, несомненно, оказала влияние на устав католического монашеского ордена бенедиктинцев, возникшего в начале VI века в Италии. Кроме культа Сильвана следует отметить рост популярности культа Доброй Богини (Боны Деи). Добрая Богиня стала так популярна, что надписи ей посвящали и исключавшиеся из ее культа мужчины. Многие женщины из рабынь, отпущенниц, плебеек были ее неофициальными жрицами. В надписях ее называли богиней полей, близкой Церере, пагов, кормилицей, целительницей, покровительницей отдельных мест и фамилий. Вместе с тем она – «небесная», «могучая», «светоносная», «царица и победительница» — regina triumphalis. Она изображалась с рогом изобилия и змеями — символами Гениев домов и мест; ей посвящались участки рощ, часовни с очагом, зеркала, бывшие орудием чародейства (Апулей. Апология. 10). Во II веке греческий писатель Лонг популяризировал в своем романе «Дафнис и Хлоя» своеобразный «пантеистический» культ бога Пана, чье имя указывает на беспредельность бога и его доброту к людям. Этот типичный пасторальный (с авантюрно-приключенческими элементами) роман интересен также тем, что он прославляет простую, хотя и очень эротическую, любовь подростков и жизнь не в шумном городе, а в кругу семьи на лоне природы, отдавая себя покровительству сельских божеств, опекающих людей с самого дня рождения (то есть мы встречаем здесь своего рода экологическое сознание, хорошо знакомое нашим современникам). Сентиментализм античного пасторального романа соперничает с лучшими произведениями этого жанра в последующей, уже христианской, европейской литературе: «А однажды порадовала их сизая голубка, проворковав в лесу свою пастушью песню; и когда Хлоя узнать захотела, что же такое она говорит, Дафнис ей рассказал всем известную сказку: "Была она девой, о дева, такой же, как ты, красивой. В лесу пасла она стадо большое коров. Была она певуньей, и коровы любили пенье ее; и, пася, не била она их посохом, не колола заостренным шестом, но, сидя под сосной и надевши венок из сосновых ветвей, песни пела в честь Пана и Питии, и, звуком песен очарованные, не отходили от нее далеко коровы. А поблизости быков пас мальчик-пастух. И сам был он красив и такой же певун, как и девушка. И, заспорив с ней, кто красивей поет, он своим голосом, сильным, как у мужчины, и нежным, как у ребенка, переманил у нее в свое стадо лучших восемь коров и угнал их. Огорченная ущербом в стаде и пораженьем в пении, стала девушка молить богов, чтоб дали ей лучше птицей обернуться, чем домой вернуться. Боги исполнили просьбу ее и в птицу ее обратили, как и она, в горах живущую, и такую ж, как она, певунью. И доныне песнею повествует она о несчастье своем, говоря, что все ищет своих коров заблудившихся"» (Лонг. Дафнис и Хлоя. I 27). Таким образом, в мироощущении греко-римского простонародья I-II веков мы вряд ли можем констатировать кризис традиционных верований и массовое обращение к восточным культам (в том числе к христианству). Переломный этап наступает только в следующем – III веке.
Здесь мы можем опять вернуться к нашей хронологии истории религий. 100 год нашей эры. Расцвет римской цивилитеистической религии – почитания римских императоров и императорской власти как таковой, хотя на окраинах империи существует религиозная оппозиция: друиды, часть из которых мигрируют в Британию, а после ее завоевания Римом – в Ирландию, киники (сторонники известного течения греческой философии – своеобразные анархисты Античности), иудаисты и представители некоторых восточных культов монотеистического типа. В Риме запрещены коллегии – общественные организации самого широкого спектра: от профсоюзных до религиозных; начало гонений на восточные культы (впрочем, эти гонения спорадические и не могут помешать распространению восточных культов по всей империи). После подавления еврейского восстания 66-70 годов и разрушения Иерусалима в восточной части Римской империи сохраняются крупные общины евреев-иудаистов в Сирии, Палестине, Киренаике, Египте, Кипре и в Малой Азии. Продолжается рост антиримских и апокалиптических в целом настроений в иудаистической среде. Часть иудаистов эмигрирует из пределов Рима в Месопотамию. Складывается т.н. масоретский канон ветхого завета. О христианстве в I веке иудаистические писатели поразительно плохо осведомлены (о нем упоминает только Иосиф Флавий, впрочем, это упоминание сомнительно). Самаритяне почти не пострадали в ходе событий т.н. иудейской войны, и их общины сохраняются как в Самарии, так и в ряде центров Восточного Средиземноморья. Митраизм победоносно шествует по Римской империи, распространяясь в Северной Африке и Западной Европе. Главные центры его распространения – лагеря легионеров, и митраизм сохраняет характер солдатской религии, хотя растет количество гражданских адептов этой религии. Вторым по численности из восточных культов является культ Исиды и Осириса-Сераписа; его адепты встречаются во всех провинциях Римской империи. В различных центрах Сирии и Финикии складывается монотеистический культ Баалшамина. В Италии усиливается популярность предмонотеистических народных низовых культов Сильвана и Доброй Богини. Христианство после смерти апостола Павла переживает упадок и целый ряд расколов: евреи-христиане продолжали соблюдать иудаистические обряды и правила, что вело к расколу с остальной частью христиан, еще одна небольшая группа евреев-христиан приняла имя назореев и пропагандировала идею о принадлежности к назореям Иисуса Христа (что вошло без всяких комментариев в евангелические тексты), последователи Досифея в Самарии отвергали обоснование пришествия Иисуса Христа со ссылками на древнеизраильских пророков, николаиты – последователи диакона Николая – создали учение об общности имущества и жен, эвиониты отвергли наследие апостола Павла и проповедовали учение о бесконечной доброте божьей. Основная часть малоазийских христиан поклоняется «богу священному и справедливому». Название «христиане» происходит не от перевода на греческий язык еврейского слова «мессиане», а от презрительной клички «намазанные», данной им в Антиохии. Повсеместно возникают гностические учения на базе традиционных верований и новых восточных религий. В Дакии продолжает существовать городская элитарная религия Залмоксиса. Ортодоксальный зороастризм борется с зурванизмом и другими более мелкими ересями. Буддизм, укрепившись в Средней Азии, проникает дальше на восток – в тохарские государства под китайским протекторатом и Китай. Одновременно начинается проникновение митраизма в Тибет, где он играет роль государствообразующей религии – бон. Первым митраистским государством становится Шангшанг с иранской шакской династией на северо-западе Тибета. В традиции бон есть много учений, отличающихся друг от друга формой и уровнями доступности: для разных людей одни и те же вещи объяснялись по-разному, к одним и тем же целям они были направлены разными путями. Таким образом, реализовывалась идея «каждому по возможностям». Жрецы «черной веры» бон относили появление своей религии к XVI тысячелетию до н.э., когда из среднеазиатской страны Олмо Лунгринг в Тибет пришел мудрец Тонпа Шенраб. В Индии начинается закат буддизма и джайнизма: множество джайнистов переселяется с севера на юг Индийского субконтинента. В буддизме сохраняет свои позиции школа тхеравада (не вполне точно именуемая в популярных источниках буддизмом хинаяны – «малой колесницы»; это название не употребляется в силу его оскорбительности). Однако буддизм Средней Азии ближе всего к современным школам махаяны. Кушаны поддерживают буддизм, и царь Канишка созвает Четвёртый Буддийский Собор в Джаландаре. Именно этот собор обычно ассоциируется с датой поъёма буддизма махаяны и его отделения от буддизма тхеравады. Представители традиции тхеравады не признают этого собора, и иногда называют его «собором еретических монахов». Канишка собрал 500 бхикшу (монахов-аскетов) во главе с Васумитрой для редакции Трипитаки (первого буддийского канона). В ходе собора было собрано триста тысяч стихов и более девяти миллионов положений, которые приводили в порядок около двенадцати лет. Новый канон уже не опирался более на палийскую Трипитаку, а был переписан на классическом санскрите вместе с основными положениями махаяны. Новая форма буддизма опиралась на представление о подобии Будды божеству и о том, что все существа обладают природой Будды. Буддизм укрепляется в Бирме и начинает проникать далее на юго-восток. В Юго-Восточную Азию приходит с купцами и переселенцами также индуизм, который становится государственной религией страны Тьямпа (современный Южный Вьетнам), а также получает распространение в империи Фунань (Бапном) – современной Камбоджи. Определенный интерес к индуизму проявляют также мелкие правители индо-скифских и индо-парфянских царств к северо-западу от Индии. Индуизм в самой Индии переживает определенное возрождение, но уже под сильным влиянием буддизма и ряда философских школ, происходящих из традиций Упанишад. Господствующее течение индуизма – вайшнавизм, на юге Индии более популярен шиваизм. Какие-либо следы христианства в Индии в этот период отсутствуют, и все легенды об апостоле Фоме, крестившем индийцев, следует считать столь же недостоверными, как и легенды о путешествии апостола Андрея, крестившего древних славян, вверх по Днепру и далее к Новгороду (которого в тот момент еще не существовало). В Китае официальное конфуцианство (которое все еще является в чистом виде философской школой, а не религией) сохраняет свои позиции, пошатнувшиеся было в результате реформ Ван Мана и восстания краснобровых, однако, в подполье растет популярность радикальных школ даосизма – эти тайные организация стали прообразом будущих даосских церковных организаций. Фигура Лао-цзы обожествляется, разрабатывается сложная иерархия божеств и духов, возникает культ, в котором центральное место занимают гадание и обряды, изгоняющие злых духов. Пантеон даосизма возглавил Яшмовый владыка (Шан-ди), который почитался как бог неба, высшее божество и отец императоров («сынов неба»). За ним следовали Лао-цзы и творец мира – Пань-гу. На Японских островах у небольшой группы племен Ямато, живущих между северными айнами и южным индонезийским по языку племенным союзом Кумасо (Хаято), уже складываются верования, сходные с последующим японским синтоизмом. Это добуддийскйй период истории Японии.
200 год. Цивилитеистическая религия Рима достигает своего наибольшего расцвета. Идеология прогресса, вечности Рима и божественности существующего порядка выражена в концепции Roma Aeterna (Вечного Рима), сформулированной при императоре Адриане, и выражается в представлении о вечном обновлении, связи божественной императорской властью с вечностью, роли императора, как гаранта «золотого века», эры нового всеобщего счастья. Враги Рима повержены: последние друиды бежали в Ирландию или ушли в подполье, большая часть иудаистической верхушки после ряда еврейских восстаний начала II века (из которых самое значительное – восстание Бар-Кохбы, объявившего себя мессией, в 132-135 годах), также успешно подавленных римской армией, бежала в Месопотамию и Аравию. В Аравии три арабских племени (кауника, курайба и надир) перешли в иудаизм, хотя в их составе было немало этнических евреев. В Палестине в иудаистической среде составляется Мишна – дополнение к Торе, базирующееся на т.н. «устном законе», согласно традиционному иудаистическому мировоззрению, служащем дополнением к письменной Торе и, подобно ей, возникшем в результате синайского откровения Яхве, во время которого Моисею было дано еврейское законодательство то ли в форме общих принципов, то ли в виде детализированных законов (http://www.eleven.co.il/article/14230). В 192 году во время борьбы за власть между Септимием Севером и Песценниусом Нигером самаритяне поддержали последнего, и после его поражения отношения между самаритянами и римскими властями стали напряженными (http://www.eleven.co.il/article/13668). На юге Месопотамии, под покровительством парфянских царей, проживают сотни тысяч мандеев – иудаистических гностиков, ведущих свое происхождение от учеников Иоанна Крестителя и переселившихся из Рима, после целой резни в Палестине, через Верхнюю Месопотамию. Ими составляется свод священных текстов – Гинза («Великая Сокровищница»). Образ жизни мандеев отличается замкнутостью. Повсеместно в Риме и Парфии существуют десятки гностических сект, самые главные из которых: адамиты, барбелониты, вардесониты, василидиане, валентиниане, герметики, гермогениане маркозианцы, каиниты, керинфиане, клеобиане, менандриане, офиты, ператы, сатурнилиане, симониане, сифиане. Христиане заметно увеличивают свою численность на востоке Римской империи, проникают в Месопотамию, где формируется Ассирийская церковь (Селезнев Н. Ассирийская церковь Востока. М.,2001, с 4-7), но все еще являются достаточно замкнутой группой общин, враждующих друг с другом на почве различного понимания своих верований. Возникает христианская патристика – учение «отцов церкви», призванное интеллектуализировать христианские верования (впрочем, говорить о единстве патристики не приходится). Возглавляемые жрецом Кибелы Монтаном группы христиан Малой Азии и Фракии проповедуют живое духовное общение с божеством, свободное от иерархии и обрядов и проявляющееся в индивидуальных харизмах, то есть особых дарах Святого Духа, преимущественно в пророческом даре – это была реакция раннехристианских общин на попытки создать церковную иерархию (к монтанистам примыкает римлянин Тертуллиан). Против монтанистов выступают алоги, не признающие Евангелие от Иоанна и Апокалипсис. Квартодецимиане отмечают Пасху совместно с иудаистами (вопросу о праздновании Пасхи был посвящен первый крупный христианский собор – Лаодикийский в 170 году). Маркион в попытке предотвратить юдаизацию христианства и вернуть христианство в первоначальное состояние начала I века н.э. отвергает евангелия (кроме Евангелия от Луки). Его последователи в этот период составляют большинство в христианских общинах Малой Азии, но в общинах за ее пределами маркиониты встречают отпор. После смерти Маркиона его многочисленные последователи распадаются на гидропарасатов, причащающихся водой, а не хлебом и вином, и энкатидов («воздерживающихся») – последователей Татиана. Против Иустина Философа, который утверждал равноправие трех лиц в Троице, выступили монархиане, отрицавшие равноправие лиц Троицы и выдвигающие приоритет Бога-Отца. Против сексуальности и телесной опрятности как таковой выступили саккофоры – аскетическая христианская секта. Первоначальный – т.н. Апостольский символ веры, сформулированный в начале II века в ходе борьбы с докетами, не мог предотвратить споров и расколов внутри христианства, чьих приверженцев объединяла лишь общая вера в Иисуса Христа и его воскресение (других общепризнанных догматов в этот период не существует): «Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли, И в Иисуса Христа, Единого Его Сына, Господа нашего, Который был зачат от Духа Святого, родился от Марии Девы, страдал при Понтии Пилате, был распят, умер и погребён, сошёл в ад, в третий день воскрес из мертвых, восшёл на небеса, сидит одесную Бога Отца Всемогущего, оттуда придёт судить живых и мертвых. Верую в Духа Святого, Святую Вселенскую Церковь, святых общение, оставление грехов, воскресение плоти, жизнь вечную. Аминь» - как видно эта формулировка допускала самые разнообразные понимания упоминаемых лиц Троицы и иных моментов. Митраизм, сохраняющий свое преимущественное положение среди религий Римской империи, вступает в сложные синкретические реакции с верованиями римских провинциалов – появляются культы «фракийского всадника» и «дунайского всадника», сочетавших элементы древних местных культов с образами, заимствованными из философских идей и мистерий митраизма. Это позволяет митраизму перешагнуть границы Римской империи и распространяться в Центральной и Северной Европе. Вероятно, к митраизму примкнули последние адепты религии Заломксиса, которая была запрещена после завоевания Римом Дакии. Растет количество митраистов в Тибете. Митраизм воспринимают народы Срединной Азии и Южной Сибири (Полосьмак Н.В., Шумакова Е.В. Очерки семантики кулайского искусства. Новосибирск,1991,с 63). Митраистская церковь Рима достигает расцвета и имеет фиксированное устройство и степени посвящения верующих. Стоическая философия приходит в упадок. В столице Рима зарождается философия неоплатонизма, мобилизовавшего на борьбу с христианской философией все античное наследие и ряд идей восточных философий. Исчезают киники. Продолжают существовать множество мистерий, в т.ч. Дионисийские (в их рамках складывается сложная система рангов посвящения: иерофанты, теофоры, селены, цистофоры, архибуколы, буколы, иеробакхи, бакхии, фалофоры). Восточные монотеистического типа культы Исиды и Осириса, Элагабала и Баалшамина по-прежнему очень популярны и привлекают адептов по всей империи. Хотя христианство проникает на Кавказ и в Месопотамию, зороастризм успешно дает ему отпор; поначалу численность грузинских и армянских христианских общин минимальна. Вместе с купцами и переселенцами религия Ахура-Мазды распространяется по южному берегу Персидского залива и в Омане. На востоке зороастризм успешно противостоит буддийскому влиянию. Однако новые иранские племена, вторгающиеся на Средний Восток из Срединной Азии по-прежнему равнодушны к Ахура-Мазде. Буддизм начинает терпеть поражения в борьбе с индуизмом в Индии, но прочно утверждается в китайском Западном Крае и в Юго-Восточной Азии. Последний кушанский император – Васудева I переходит из буддизма в индуизм. Из новых школ буддизма следует отметить Мадхъямаку, которая доказывает, что невозможно утверждать ни реальность, ни нереальность дхарм: и то, и другое решение приводит к логическим противоречиям. Единственно возможным она считает срединное («мадхъяма» — «середина») решение проблемы: дхармы ни реальны, ни нереальны — они пусты. Подлинно реальным могло бы быть лишь то, что обладало бы самобытием (свабхава), т. е. существовало бы само по себе. Но именно такого бытия и невозможно допустить логически: все существует лишь благодаря другому, и нет никакого конечного пункта, который мы могли бы считать первоосновой. Отсюда же вытекает относительность вообще всех наших понятий и противоположений, даже противопоставления сансары и нирваны. Все философские концепции поэтому — лишь путь к истине, но, ни в коем случае, не сама истина, которая усматривается только в йогическом созерцании. Мадхъямака признает не просто существование объективного мира, но и считает это более полезным для человека. Буддизм махаяны, который до тех пор базировался лишь на невозможности большей части населения следовать «узкому пути» Будды, получает философское основание. Джайнизм переживает кризис и упадок. Эта религия не смогла выйти за пределы Индии, и ей остается на протяжении двух тысячелетий быть небольшой сектой на юге Индостана. Конфуцианская идеология Китая терпит урон в ходе мощного восстания «желтых повязок». Китай находится на грани развала. Ранее в китайском даосизме происходит обожествление Лао-цзы, который именуется теперь Лао-цзюнь («Государь Лао») и рассматривается как «воплощение», или «тело Дао» (дао чжи шэнь, дао чжи ти, дао чжи син). В 142 году усилиями Чжан Даолина возникает даосская Школа Небесных Наставников. Она исповедует принципы почитания небесных божеств (тянь цзунь), проведения предписанных традицией покаяния и постов (чжай) и общинных ритуалов (цзяо) и наличия наследственного духовенства. Школа Небесных Наставников возглавляет восстание «желтых повязок», в ходе которого Чжан Лу (внук и наследник Чжан Даолина в ранге даосского патриарха) взял под свой контроль область Ханьчжун в провинции Шэньси при перевале в провинцию Сычуань. Здесь Чжан Лу создал даосское теократическое государство, о котором сохранилось много сведений и которое продержалось до 215 года; часть обычаев области Ханьчжун вошли в более поздние ритуалы Школы Небесных Наставников. Проникновение буддизма в Китай пока еще очень незначительно, но с буддизмом знакомится императорский двор, о чем свидетельствуют жертвоприношения Лао-цзы и Будде, совершенные императором Хуань-ди в 165 году. Основоположником буддийской традиции в Китае считается парфянский монах Ань Шигао, прибывший в Лоян в 148 году. С помощью группы китайских помощников Ань Шигао перевёл на китайский язык около 30 буддийских сочинений. Всего в Лояне в конце II века над переводами буддийских сутр трудились около десяти иностранных монахов. Тогда же в хрониках появляются первые упоминания о массовых религиозных празднествах, устраивавшихся буддийскими монастырями.
и отождествляемая с Афродитой или Афиной (в Набатее); у арабов Центральной Аравии его женой почитали Уззу, чей культ был распространен гораздо шире (Мифы народов мира. М.,1991, Т 2, с 545); в других районах Аравии Аллат, Манат и Узза считались дочерьми Аллаха (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 61). Само слово «аллах» является заменой запретного имени божества и вместе с определенным артиклем означает «известный бог», «этот бог». Во многих местностях Аллах отождествлялся с другими богами: Хубалом (богом мекканского племени курейшитов – именно его первоначально символизировал черный камень мекканской каабы (Мифы народов мира. М.,1991, Т 2, с 606), чей культ, согласно позднекоранической традиции, пришел в Аравию из Моава) и верховным набатейским богом – громовержцем Душарой (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 415); отождествление античными авторами Душары (бывшего не только громовержцем, но и богом земледелия и виноградарства) с Дионисом, вероятно, указывает на то, что он был умирающим и воскресающим богом. В целом, хотя культ Аллаха генетически ближе к культу Яхве, чем культ Иисуса Христа, как сына Бога-Отца (Аллах и Яхве – неипостасные боги, и даже намечавшееся допущение в рамках исламской религии культов богинь Аллат, Манат и Уззы было решительно отвергнуто пророком Мухаммедом (Мифы народов мира. М.,1991, Т 1, с 61)), это разные боги и их невозможно отождествить. Согласно мусульманским представлениям об Аллахе, он не является богом прежде всего евреев, монотеизм Авраама был ханифизмом (Пиотровский М.Б. Коранические сказания. М.,1991, с 83-86), а не иудаизмом, и не отличался от учения самого Мухаммеда; более того – учение Мусы (Моисея) также было идентично учениям Ибрахима и Мухаммеда (Коран 42:11). Евреи – лишь один из народов, к которым Аллах посылал своих пророков, и в этом мусульманский интернационализм более последователен, чем христианский. Учения иудаистов и христиан, согласно Мухаммеду, появились как искажение древнего ханифизма, к тому же деятельность Ибрагима была связана скорее с Меккой (Коран 14:35), а неназываемый по имени в Коране сын Ибрагима, которого он едва не принес в жертву, согласно коранической традиции – не Исаак, а Исмаил – первопредок арабов (Пиотровский М.Б. Коранические сказания. М.,1991, с 82). Т.е. перед нами разработанная и последовательная система общесемитских генеалогий и верований, которую евреи и арабы толковали по-своему. Евреи считали Исмаила хотя и первым, но незаконнорожденным сыном Авраама, арабы наоборот, заявляли о его законнорожденности и первенстве по сравнению с Исхаком. Вопрос: кто у кого позаимствовал данные фольклорно-генеалогические сюжеты, лишен смысла, поскольку речь идет об общесемитских генеалогиях и верованиях, из которых лишь ветхозаветная еврейская и кораническая арабская версии дошли до нас в наиболее полном виде. Противники евреев – моавитяне и аммонитяне, если бы сохранились до нашего времени, сообщили бы ровно столько же гадостей о предках израильтян, сколько израильтяне сообщали в своих легендах о них, называя Аммона и Моава плодами инцестной связи (впрочем, в ряде древних мифологий священный инцест не нес отрицательной смысловой нагрузки). В целом исламская религия, вырастающая из местной ханифитской традиции (чье наличие точно установлено религиоведческой наукой), не может считаться лишь искажением классического иудаизма или христианства, и даже предположение о влиянии на пророка Мухаммеда периферийных сект не объясняет основного содержания исторической и догматической картины ислама. Пророку Мухаммеду очень повезло – он был неграмотен, а поэтому свободен от книжных влияний других монотеистических религий. Он не был «кабинетным» монотеистом, в отличие от некоторых поздних комментаторов и исследователей Корана.