ladimir » Чт янв 31, 2013 17:30
Вообще, что подразумевается под понятием «религия»? Совокупность ритуалов? Но эти практики уходят в глубокую древность, и есть все основания полагать их наличие уже во времена Чатал-Геюка – т.е. за 6000-5000 лет до «осевого времени». Религиозное учение? Но это понятие нуждается в уточнении. Следует, на взгляд автора, четко выделять мифологию как образ мысли и осознания окружающего мира (для расшифровывания понятия «мифологический» понадобится целая большая книга, но следует отметить миф, как особое качество мировосприятия, которое теряется сознанием с момента появления «идеи»), и «учение» в строгом смысле слова, базирующееся на философии идей (в данном случае, религиозных). Отличие «идеи» от «мифа» совершенно очевидно. Миф конкретен, идея универсальна. Миф материален, идея – идеальна. Миф не нуждается в «доказательстве», идея только тем и жива. И – самое главное – миф относительно независим от человека, идея коренится в нем. Миф существует всегда. Он как восход солнца, роса на траве, дуновение ветра, поэзия, оргазм возлюбленной, взгляд ребенка, вкус свежей воды. Даже если все люди исчезнут, миф будет существовать. Религия же ничто без верующего. Идея может лгать, миф по самой своей природе к этому не способен. Поэтому миф объективен, а идея субъективна. В мифологии боги – олицетворение (символы) реальных сил природы. Личности «языческих» богов рождаются из классификации человеком окружающей действительности. В религии, к примеру, реально существующее деревянное распятие – символ воображаемого существа. Эта воображаемость в канонических текстах именуется «невидимостью», и верующий должен быть уверен в этой невидимости. «Достаточно любопытен, однако, факт, что этот подход в целом задан ментальностью иудео-христианской традиции: религия (то ли связь с божественным, то ли благоговение перед ним, в зависимости от того, к какому латинскому корню мы будем возводить это слово) возникла в результате грехопадения, поскольку до него существовало непосредственное общение с Богом, и религия исчезнет в грядущем зоне царства Божия, когда это общение восстановится. «Апокалипсис» Иоанна Богослова специально подчеркивает, что в Новом Иерусалиме, Граде Божием, храма не будет, ибо Бог будет все во всем» (Торчинов Е.А. Религии мира: опыт запредельного. СПб.,1998). Миф в отличие от религии, наоборот, предполагает непосредственное общение человека и божества. Русский философ ХХ века А.Ф.Лосев так характеризует миф: «Миф не есть догмат по одному тому, что миф как таковой, чистый миф, не есть вообще религия. Догмат предполагает некоторый минимум религиозного опыта, в то время как миф может существовать вне всякой религии. Миф не есть догмат потому, что последний есть всегда уже определенного рода рефлексия над религиоз¬ным опытом и, может быть, даже над религиозным мифом. Миф же, как мы это уже видели, ни в каком смысле не есть какая-нибудь рефлексия. Он всегда некая явленность, непосредственная и наивная действительность, видимая и осязаемая изваянность жизни. Конечно, миф, как и все на свете, существует не без рефлексии. Но этой рефлексии здесь не больше, чем в любой вещи обычного повседневно¬го восприятия. Во всяком случае, тут нет никакой ни вооб¬ще изолированной рефлективной функции, ни даже такой изолированности, которая как бы неотделима от самого мифа. В мифе нет вообще речи о рефлексии» (Лосев А.Ф. Миф, число, сущность. М.,1994, с 107). Будучи православным, Лосев в идеологизированном ХХ веке пытается спасти православие от враждебных идеологий, доказать реальность православного мифа, возвращаясь к… античному мифу (догмат, как и всякую идею, можно оспорить, миф – нельзя). И, надо заметить, это ему удается. Не потому ли, что в христианстве если и есть что от традиционного иудаизма I века н.э., то это идея, эстетика догматики (не сами догматы, а принцип догматизма), а миф – основа верования и мировосприятия – античный? Зафиксируем эту гипотезу, которую нам, в процессе изучения возникновения религий вообще, предстоит проверить с т.з. истории.
Философия появляется в Греции не ранее VI века до н.э., причем, досократическая философия еще очень «мифологична» - она преимущественно представлена натурфилософами (Пифагор – исключение), и лишь начиная с Сократа (около 400 года до н.э.) можно говорить о «философии идей». Индийская идеалистическая философия как будто старше – первые Упанишады относятся к VIII-VII векам до н.э., но это лишь предисловие к индийской философии, а в целом, ее появление можно синхронизировать с возникновением буддизма – т.е. опять с VI веком до н.э. Конфуцианство, даосизм и другие китайские философские (!) системы также появляются в том же столетии. Зороастризм – еще одно «учение» (именно учение, идея, а не миф) также появляется в VI веке до н.э. Таким образом, если автор правильно понимает Ясперса, который в свою очередь понимал «осевое время» как переход от мифологического сознания к «идейному» сознанию, период 800-600 годов до н.э. определенно выпадает из «осевого времени». Кстати, хотя учение «орфиков» связано по названию с Орфеем, оно появляется также гораздо позже – тоже в VI веке до н.э., и при этом воспринималось как сугубо низовой народный культ и осмеивалось различными философскими школами, и лишь впоследствии его элементы использовались неоплатонизмом для создания собственной систематизированной космологии. Что касается разрекламированного пророческого движения в еврейской среде, то оно занимало на культурологической карте мира гораздо более скромное место и, к тому же, представляет собой более позднее явление – подобно тому, как Орфей сам не был орфиком, школы, группировавшиеся вокруг имени того или иного древнееврейского пророка, существовали уже в персидскую эпоху и даже в эпоху Маккавеев. Ни в Египте, ни в Вавилонии своей оригинальной философии не возникает. Насчет философии Карфагена ничего определенного не известно (по причине утраты подавляющего большинства карфагенских источников), но вроде бы тоже ничего нет (во всяком случае, Аристотель на сей счет молчит).
Таким образом, VI век до н.э. – ключевой «осевой» момент истории. Что происходит в этом веке? Возникает «глобальная» империя Ахеменидов, поглотившая Египет, Левант, Вавилонию, Малую Азию, Армению, Иран, часть Индии (по реке Инд), и даже значительную часть Греции. До того на эту роль претендовал Вавилон и отчасти Мидия. Собственно, ничего удивительного не наблюдаем: бытие определяет сознание, и универсалистские идеи неизбежно возникают либо в недрах мировых империй, либо как реакция на их распространение (в случае Греции, которая лишь частично – в своей малоазийской части (хотя именно там начался расцвет греческой философии) – вошла в состав империи Ахеменидов). Правда, Китая это не касается, даже на собственно китайском уровне – единая китайская империя возникает на 300 лет позже. Любопытно, как же эта схема работала в предыдущие времена великих империй позднебронзового века: Египетской Нового Царства, Хеттской, талассократической Критской? Как будто бы реформы Эхнатона коренятся именно в «бытии» Египетской империи от Евфрата до Нубии. Также интересна практика всеобщей конвергенции и синкретизации богов и их культов у хеттов. Египетская империя Нового Царства просуществовала более 200 лет – с середины 16 по конец 14 века до н.э. Новохеттская империя датируется серединой 15 – концом 13 века до н.э. – также 250 лет. Это вполне сопоставимо со сроками существования державы Ахеменидов (200 лет) и Римской империи (400 лет), но, конечно, эти империи охватывали на порядок большее пространство. В случае Египта это была схема «цивилизационный центр – варварская периферия» (во всяком случае, так это виделось самим египтянам, и это отчасти объясняет причину неудачи атонизма в качестве первой религиозной философии). Египтяне органически не смогли (в силу своего патриотизма) объединить вокруг себя окружающий мир. «Полуварвары» персы, македонцы или римляне оказались гораздо более на это способны, в силу своей большей восприимчивости, «доверчивости», терпимости к инородному. Почти анекдот: если бы все народы сохраняли свои исконные ценности, развития бы не было.
Однако вернемся к мифу и идее. Верования, сформировавшиеся до второй половины I тысячелетия до н.э. в регионе Средиземноморья и Западной Азии были мифологическими и их правильнее называть не «религиями», а «мифологиями». Таковы римская, греческая, египетская, иранская, индийская, восточносемитская, западносемитская, армянская, арабская и ряд других мифологий. Религий в 800 году до н.э. нет нигде. Поэтому претензии некоторых современных религиозных учений (!) на особую древность – тенгрианства (V—IV тысячелетия до н.э.), кришнаизма (XXXII-XXXI вв. до н.э.), иудаизма (XIV в до н.э.) совершенно несостоятельны. В реальности эти религии (как учения) возникают: тенгрианство (в XI веке нашей эры), кришнаизм (XIV век н.э.), а талмудический иудаизм (V век тоже нашей эры) это вообще не религия, а гностическое учение. И хотя культ Кришны – доарийского дравидского бога грозы и дождя действительно восходит к III тысячелетию до н.э., а культ Яхве – бога-громовержца в древнееврейской мифологии уже был в ХIII веке до н.э., но это на тот момент не более чем мифы, а не «учения».
Первыми тремя религиями – «учениями» оказываются орфизм в Греции, буддизм в Индии и зороастризм в Иране. Орфизм — мистическое учение в Древней Греции и Фракии, связанное с именем мифического поэта и певца Орфея. Возникло около VI века до н. э. — к этому времени относятся первые орфические гимны. Учение носило подчёркнуто эзотерический характер, что сближает его с пифагорейством и элевсинскими мистериями. Орфики верили в воздаяние за гробом (также в их верованиях есть элементы метемпсихоза), бессмертие души («заточённой» в «темницу» тела), раздвоенность человеческой природы на доброе (естество Загрея-Диониса) и злое (естество растерзавших его титанов) начала. Учение орфиков пришло в упадок ещё в античности, оставив после себя очень малое количество свидетельств.
Учение орфизма, несомненно, носит следы влияния элевсинских мистерий. Зарождение элевсинских мистерий можно отнести к микенской эпохе (1800-1300 годов до н. э.) Они праздновались ежегодно в течение двух тысяч лет. Элевсин — маленький город в 22 км к северо-западу от Афин, связанный с ними священной дорогой. Мистерии основаны на мифах о Деметре – богине жизни и плодородия. Её дочь Персефона была похищена Аидом, богом подземного мира. Деметра пустилась на поиски. Узнав от Гелиоса о судьбе дочери, Деметра удалилась в Элевсин и дала клятву, что пока ей не вернут дочь, ни один росток не пробьётся из земли. Обеспокоенный неурожаем Зевс приказал брату вернуть Персефону. После возвращения дочери Деметра позволила земле расцвести и на радостях открыла царю Келею и царевичам Триптолему, Эвмолпу и Диоклесу свои священные обряды и мистерии. Но так как Аид дал съесть Персефоне перед уходом из подземного мира зёрнышко граната, чтобы она вернулась к нему, то дочь Деметры не могла долго оставаться с матерью. Боги пришли к соглашению, что Персефона две трети года будет жить в Верхнем мире, а в оставшееся время посвятит себя подземному владыке. Элевсинские мистерии воспроизводили возвращение Персефоны из подземного мира, подобно тому как ежегодно весной возвращаются брошенные осенью в землю семена, являясь символом воскрешения из мёртвых. Келей был первым жрецом Деметры, посвящённый в её обряды и тайны, а его сын Триптолем, обученный богиней искусству выращивания пшеницы, открыл его другим людям по всей земле. Были два вида мистерий: Великие и Малые. Малые мистерии праздновались в анфестирионе (феврале), хотя точная дата не установлена. Жрецы очищали кандидатов в посвящение, жертвовали свинью Деметре и очищались сами. Великие мистерии проходили в воидромионе (месяце греческого календаря, соответствующем сентябрю) и продолжались девять дней. Первый акт Великих мистерий (14 воидромиона) состоял в переносе священных объектов из Элевсина в Элевсинион (храм у основания Акрополя в Афинах посвящённый Деметре). 15 воидромиона иерофанты (священники) объявляли начало обрядов. Церемонии начинали в Афинах 16 воидромиона, служители омывались в море в Фалероне (естественная гавань в Афинах) и жертвовали свинью в Элевсинионе 17 воидримиона. Священная процессия отправлялась из Керамик (афинское кладбище) 19 воидромиона и двигалась в Элевсин по Священной дороге. В определенных местах участники кричали непристойности в честь Ямбы (старая служанка, которая своими забавными шутками развеселила Деметру, когда та в Элевсине оплакивала потерю своей дочери), а также выкрикивали одно из имён Диониса – Иакх, который считался сыном Деметры или Персефоны. Прибытие в Элевсин ознаменовалось постом в память о горе Деметры, когда она печалилась о дочери. Пост прерывался употреблением настоя ячменя и мяты (кикеон), который выпила Деметра в доме царя Келея вместо красного вина. В 20-ых и 21-ых числах воидримиона иерофанты входили в большой зал Телестериона (храм в честь Деметры), где они лицезрели священные реликвии. Эта часть мистерий была наиболее скрыта от непосвящённых, запрещено было рассказывать о ней посторонним под страхом смерти. Относительно сущности мистерий есть несколько взглядов. Некоторые утверждают, что посвящённые, путём созерцания священных предметов убеждались в жизни после смерти. Другие говорят, что этого недостаточно для объяснения влияния и долговечности мистерий, утверждая, что помимо внешнего созерцания посвящённые могли находиться под воздействием психотропных средств. Вслед за этой скрытой частью следовало пиршество, которое продолжалось всю ночь и сопровождалось танцами и развлечениями. Танцы проходили в поле, где по преданию пробился первый росток. Также жертвовали быка. 22 воидримиона посвящённые почитали умерших, опрокидывая специальные сосуды. Мистерии заканчивались 23 воидримиона. В центре Телестериона был Анакторон («дворец») – маленькое строение из камня, в которое могли входить только иерофанты, в нём сохранялись священные объекты. Большая часть обрядов никогда не была зафиксирована письменно, а поэтому многое в этих мистериях остаётся предметом спекуляций и домыслов. Во времена Писистрата Элевсинские мистерии приобрели большое значение, и для участия в них паломники приезжали со всей Греции. Начиная с 300 года до н. э. контроль над проведением мистерий взяли представители двух семей: Эвмолпидов и Кириков. Обязательным условием допуска к мистериям было непричастие к убийству и владение греческим языком, помимо этого к участию допускались женщины и некоторые рабы. Римский император Феодосий I Великий указом от 392 года закрыл святилище, в интересах борьбы с язычеством и укреплением христианства. Последние следы мистерий были уничтожены христианами в 396 году во время вторжения короля готов Алариха I в Византию.
Интересно сравнить эту мистерию со знаменитыми египетскими мистериями Исиды и Осириса. Миф об Осирисе и Исиде не был забыт вплоть до средневековья, откуда потом перешел в эпоху возрождения и в новое время (сообразуясь с их специфической интерпретацией египетской «герметики»). Культ Исиды сохранялся на острове Филэ до времени Юстиниана (537 год), и после официального запрещения еще практиковался местными жителями; в Италии, судя по словам поэта Рутилия Намациана, праздник «нахождения» Осириса отмечался еще в 417 году. Популярность мифа в позднем Египте и греко-римское время объясняется необычайной живучестью и, можно сказать, актуальной универсальностью и «человечностью» мифологических образов и моделей, лежащих в основе легенды об Осирисе. Это история об убийстве доброго брата злым, благого правителя коварным и нечестивым, история преданной жены, история любящей матери и ее сына, история отмщения сына за убийство своего отца и торжества законного наследника над узурпатором. Согласно упоминаниям в древнеегипетских текстах, Усир был старшим сыном бога земли Геба и богини неба Нут, братом и мужем Изиды, братом Нефтиды, Сета, отцом Гора. Он был четвёртым из богов, царствовавших на земле в изначальные времена, унаследовав власть прадеда Ра-Атума, деда Шу и отца Геба. Усыпальница Осириса находилась в Абидосе. Царствуя над Египтом, Осирис научил людей земледелию, садоводству и виноделию, но был убит своим братом, богом Сетом, желавшим править вместо него. Жена Осириса, его сестра Изида, нашла его труп и стала оплакивать его вместе со своей сестрой Нефтидой. Ра, сжалившись, посылает шакалоголового бога Анубиса, который собрал рассыпавшиеся (а по другому варианту — разрубленные Сетом) части Осириса, набальзамировал тело и запеленал его (в другой версии части тела Осириса – кроме его полового органа – находит сама Исида). Исида же в виде соколицы опустилась на труп Осириса и, чудесным образом зачав от него, родила сына Гора. Гор и зачат и рожден для того, чтобы выступить естественным мстителем за смерть отца. В то же время он считает себя и единственным законным наследником последнего. После длительной тяжбы Гор признается правомочным наследником Осириса и получает царство. Он воскрешает Осириса, дав ему проглотить свое око. Однако Осирис не возвращается на землю и остается царем мертвых, предоставляя Гору править царством живых. Сами древние египтяне отмечали сложность образа Осириса, указывая тем самым на длительность его эволюции и на сложность его трансформации. Корнями своими миф об Осирисе глубоко уходит в эпоху родового строя и несет в себе черты бога производительных сил природы и, в частности, бога умирающей и воскресающей растительности. Именно это подчеркивают древнейшие письменные источники – «Тексты пирамид», называя Осириса «владыкой виноградной лозы». «Я – Осирис... Я живу как зерно, я расту как зерно... Я – ячмень», – говорит об этом другой древний источник. О связи Осириса с растениями свидетельствует и то, что изображение Осириса в храмах выполнялось с помощью земли и зерен, которые, прорастая, создавали зеленеющий силуэт Осириса. Даже сам цвет Осириса – это цвет растений – зеленый цвет и т. п. Позднее Осириса начинают связывать с культом вождя, включая в него и свои более древние атрибуты бога воскресающей и умирающей растительности. Еще позднее, отражая превращение вождя в фараона, культ Осириса соединяется с культом фараона. В это время, продолжая оставаться олицетворением сил природы, Осирис превращается также в олицетворение социальных сил, прежде всего, власти фараонов. При этом, в частности, миф о победе бога добра – Осириса над богом зла – Сетом начинает трактоваться уже как торжество фараона. Поэтому, начиная с V династии, культ Осириса становится государственным и повсеместно насаждается правительством. «Тексты пирамид», например, подчеркивая, что абсолютным правом на загробное существование обладает один лишь фараон, ограничивают представленную в этих текстах мифологему Осириса рамками царского заупокойного культа и пропагандируют представления о том, что только один фараон с помощью Осириса воскресает после смерти. В соответствии с этим в «Текстах пирамид» VI династии проводится мысль о мистической связи судьбы умершего фараона и бога: «Если Осирис живет, то и он (то есть мертвый) будет жить. Если Осирис не умер, то и он не умрет. Если Осирис не погиб, то и он не погибнет». Здесь имеется в виду, что умерший фараон, отождествленный подобным образом с Осирисом, оживает за гробом в качестве одного из богов. (Матье М. Э. Древнеегипетские мифы. М.-Л.,1956, с 52-57). Мистерии и ритуалы, связанные с мифом об Осирисе и его сельскохозяйственной интерпретацией, совершались обычно перед началом нового года, перед нильскими паводками. В мистериях разыгрывались основные моменты истории Осириса — оплакивание мертвого тела, битва Гора и Сета, воскресение Осириса. Воскрешение Осириса — всходы нового урожая, дарующего людям жизнь. Образ умершего Осириса, чье зарытое в землю тело становится источником плодородия, нашел выражение в гробничных и храмовых рельефах, на которых изображался жрец, поливающий всходы, растущие прямо из туловища мертвого бога. Кроме того, в храмах Осириса существовал следующий обычай, имевший символическое значение. Каждый год в дни посева зерна, жрецы лепили из земли статую бога, засеивали ее семенами и помещали в особое помещение в храме. К празднику Воскресения Осириса зерна на статуе бога прорастали, как и зерна, брошенные в почву. Наконец, благодаря распространенности культа Осириса, в Египте широко развился культ Исиды, позднее перешедший в более молодую греко-римскую культуру и распространившийся далеко за пределы Ближнего Востока в качестве культа великой богини-матери, символа плодородия. Интересно, что культ Осириса встречал неожиданную симпатию у раннехристианских авторов. В «Евангельском приготовлении» Евсевия Кесарийского и в поздних лексиконах отразилась античная традиция демонологического истолкования божеств: Исида и Осирис названы «добрыми демонами», или просто «демонами», Исиду называют также «гением», «духом-хранителем Египта». Подобная концепция поддерживалась в свое время Плутархом, который считал ее наиболее приемлемым объяснением сущности Исиды и Осириса. У Августина они именуются «земными богами», которые занимают промежуточное положение между людьми и божествами и имеют двойную природу. Примечательно, что христианские авторы унаследовали также и негативное отношение к Тифону, характерное для позднеантичной демонологии: так, у Косьмы Иерусалимского «божеству» Осирису противостоит «демон» (подразумевается «злой») Тифон; похожее сообщение встречается и в рассказе у Суды» (Васильев О.А. «Образы Исиды и Осириса в сочинениях христианских авторов» // Культурное наследие Египта и христианский Восток).
Еще одно явление греческой философской мысли можно считать религией или парарелигией. Пифагор, живший во второй половине VI века до н.э., был первым мыслителем, который по преданию назвал себя философом, то есть «любителем мудрости». Он же впервые назвал вселенную космосом, то есть «прекрасным порядком». Предметом его учения был мир как стройное целое, подчиненное законам гармонии и числа. Основу последующего философского учения пифагорейцев составила категориальная пара двух противоположностей — предела и беспредельного. «Беспредельное» не может быть единым началом вещей; иначе ничто определённое, никакой «предел» не был бы мыслим. С другой стороны, и «предел» предполагает нечто такое, что определяется им. Отсюда вывод, что «природа, сущая в космосе, гармонически слажена из беспредельных и определяющих; так устроен и весь космос, и все, что в нём» (слова Филолая). Как согласуются эти противоположные начала? Это тайна, доступная вполне лишь божественному разуму; но ясно, что они должны согласоваться, что должна быть гармония, связывающая их, иначе мир распался бы. «Так называемые пифагорейцы, взявшись за математические науки, первые подвинули их вперёд; вскормленные на этих науках, они признали математические начала за начала всего существующего. Из таких начал, естественно, первыми являются числа. В числах усматривали они множество аналогий или подобий с вещами… так что одно свойство чисел являлось им как справедливость, другое — как душа или разум, ещё другое — как благоприятный случай и т. д. Далее они наводили в числах свойства и отношения музыкальной гармонии, и так как все прочие вещи по своей природе являлись им подобием чисел, числа же — первыми из всей природы, то они и признали, что элементы числа суть элементы всего сущего, и что все небо есть гармония и число» (Аристотель. Meтафизика. I, 5). Таким образом, пифагорейские числа имеют не простое количественное значение: если для нас число есть определённая сумма единиц, то для пифагорейцев оно есть, скорее, та сила, которая суммирует данные единицы в определённое целое и сообщает ему определённые свойства. Единица есть причина единения, два — причина раздвоения, разделения, четыре — корень и источник всего числа (1 + 2 + 3 + 4 = 10). В основании учения о числе усматривалась, по-видимому, коренная противоположность чётного и нечётного: чётные числа суть кратные двух, и потому «чёт» есть начало делимости, раздвоения, разлада; «нечёт» знаменует противоположные свойства. Отсюда понятно, что числа могут обладать и нравственными силами: 4 и 7, например, как средние пропорциональные между 1 и 10, являются числами, или началами, пропорциональности, а, следовательно, и гармонии, здоровья, разумности. Можно ли считать пифагорейцев полноценной религией? В IV в. до н. э. были известны пифагористы или «пифагорействующие», — так называли их комедиографы того времени, избравшие этих людей одной из любимых мишеней для насмешек: в виде нищих бродячих философов, строго воздерживавшихся от мясной пищи:
Пьют воду, а едят сырые овощи;
Плащи их вшивы, тело их немытое, —
Никто другой не снес бы этой участи!
(Жмудь Л.Я. Пифагор и его школа. Л.,1990, с 35).
Поздние авторы, например, Порфирий и Ямвлих, не упоминая о пифагористах, говорят о двух других на¬правлениях в пифагореизме — «математиках» и «акусматиках». Первые были посвящены в суть всех учений Пифагора и развивали его научные и философские взгляды, а вторые строго придерживались религиозных догм, содержащихся в акусмах (изречениях), которые восходили якобы к самому Учителю. Существовали ли «математики» и «акусматики» уже при Пифагоре? И что вообще представляло собой пифагорейское сообщество в конце VI—первой полови¬не V в. до н. э.? На каких началах оно было основано? По словам Никомаха, Пифагор, приехав в Италию, «пленил своими речами более двух тысяч человек, так что никто из них не вернулся домой, но устроив вместе с детьми и женами весьма большую школу, они по¬селились в той части Италии, которая многими зовется Великой Грецией, а указанные Пифагором законы и предписания подобно божественным заповедям не преступали ни в чем. Имущество они сделали общим, а Пифагора причисляли к богам» (Там же). Об общности имущества у пифагорейцев говорит и Диоген Лаэрций (со слов Тимея), добавляя, что «ученики Пифагора пять лет проводили в молчании, только внимая его речам, но не видя его, пока не про¬ходили испытания; и лишь затем они допускались в его жилище и к его лицезрению» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII, 10). Ямвлих разъясняет, что пятилетнему периоду молчания предшествовали три года строгой проверки. В общине царил абсолютный авторитет Учителя и все стремились как можно точнее следовать установленным им доктринам. «Сам сказал», — эти слова пифагорейцы произносили всякий раз, когда кто-нибудь сомневался в истинности их взглядов. Они относили всякую вещь к Пифагору и даже приписывали ему свои научные открытия. Ученикам Пифагора было воспрещено называть его по имени, и они говорили о нем: «Тот муж». Учение Пифагора было секретным и сохранялось в тайне вплоть до времени Филолая, который первым изложил его в своей книге (последняя треть V века до н. э.) До него книг у пифагорейцев не было и все излагалось в устной форме. Все пифагорейцы свято верили в переселение душ и строго воздерживались от мясной пищи, бобов, не¬которых видов рыб и т. д. Их поведение было основано на многочисленных предписаниях и запретах, которые содержались в акусмах Пифагора. Вот не¬которые из них: «Огонь ножом не разгребай; через весы не переступай; на хлебной мере не сиди; горшком на золе следа не оставляй; против солнца не мочись; на обрезки волос и ногтей не наступай и не мочись» (Там же. VIII, 17); «Венка не обрывай; уходя, не оглядывайся; ласточек в доме не держи; по торным дорогам не ходи; изображений богов на перстнях не носи; богам делай возлияния через ушко сосудов» (Жмудь Л.Я. Пифагор и его школа. Л.,1990, с 36); «Обувь надевай сперва на правую ногу, а мой сперва левую; не смотрись в зеркало против светильника; животных с кривыми когтями не вскармливай; правую руку не подавай каждому легко; мальву сей, но не ешь» (Там же). Во многих случаях акусмы сопровождались символическим толкованием, однако большинство исследователей полагает, что оно приписано этим примитивным табу гораздо позже. Таково описание пифагорейского сообщества, которое передают поздние источники, расходясь в де¬талях, но совпадая в основном. Интересна также доктрина секретности, приписываемая пифагорейцам. Естественно предположить, что если пифагорейцы скрывали какие-то доктрины, то скорее религиозные, чем научные и философские. Однако, в обществе, где не существовало в нашем современном понятии «личной жизни», и было принято рассказывать случайным собеседникам даже собственные сны, подобные «тайны» вряд ли могли сохраниться. Уже Ксенофан высмеивал са¬мую суть религиозной доктрины Пифагора — метем¬психоз:
Раз он проходит и видит — визжит от побоев собачка.
Жаль ему стало, и он слово такое изрек: Полно, не бей!
В этом визге покойника милого голос,
Это родной мне щенок, друга я в нем узнаю.
(Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII, 36)
В следующем поколении Эмпедокл абсолютно открыто проповедовал метемпсихоз, а Гераклит поносил Пифагора за какие-то уловки и мошенничества, связанные, скорее всего, и с религиозной сферой. Традиция V века до н. э. содержит свидетельства о многочисленных речах, с которыми Пифагор выступил по прибытии в Кротон. В середине V в. до н. э. Геродот писал о греках с берегов Черного моря, связывавших с именем Пифагора учение о бессмертии души (Геродот. История. IV, 95). Сам Геродот обнаруживает знакомство с обрядностью пифагорейцев, указывая, что у них существовал запрет на захоронение в шерстяной одежде (Там же. II, 81). Современник Геродота Ион Хиосский даже полагал, что Пифагор написал некоторые поэмы под именем Орфея (Жмудь Л.Я. Пифагор и его школа. Л.,1990, с 37). Полвека спустя авторство нескольких орфических поэм будут приписывать пифагорейцам Керкопсу и Бронтину (Там же). Все эти догадки указывают на то, что у пифагорейцев уже на самом раннем этапе существо¬вала религиозная литература. В частности, Геродот замечает по поводу упомянутого запрета: «Об этом говорится и в так называемом „Священном слове"» (Геродот. История. II, 81), — вполне возможно, что речь идет здесь о каком-то пифагорейском сочинении. Некоторые ученые полагают, что, по крайней мере, часть дошедшей до нас пифагорейской религиозной литературы восходит к V веку до н. э. Известно, что орфические поэмы возникли еще в начале VI века до н. э., а к первой половине IV века до н. э. их было уже столько, что Платон писал о «куче орфических книг» (Платон. Государство. 364 е). Орфики излагали свои взгляды и в устной, и в письменной форме. Можно говорить об их противопоставлении себя всем остальным грекам, непосвященным в их культы и не проникнувшимся мудростью Орфея, но никак не о тайности их учения. С пифагорейцами дело обстоит гораздо сложнее. Гераклит использовал некоторые достижения этой школы в математике и гар¬монике. Демокрит, не будучи пифагорейцем, тем не менее, учился у них и собрал достаточно сведений о Пифагоре, чтобы написать о нем книгу. Само обилие откликов на учение Пифагора еще в V веке до н. э. заставляет думать о весьма быстром и широком распространении его взглядов. При этом есть и другие свидетельства. Аристоксен: «Пифагорейцы были молчаливы и умели слушать, почитался среди них тот, кто умел выслушать» (Жмудь Л.Я. Пифагор и его школа. Л.,1990, с 39) и далее: «Не всё следует говорить всем» (Там же). Из этого можно сделать вывод – не смотря на желание пифагорейцев создать «тайную религию», на практике это оказалось (возможно, помимо желания самих основателей общины) невозможным.
Атеист отличается от верующего тем, что он уже ответил на те вопросы, которые верующий еще только задает.
